Реальная политика

Что можно сказать о политике и политиках более обидного, чем то, что говорят они сами? Джон Гэлбрейт считал, что политика - выбор между гибельным и неприятным, Джон Морли, английский политик и публицист, называл политику неустанным выбором из двух зол, а актер Питер Устинов говорил, что политика есть искусство удерживать людей от участия в делах, которые их прямо касаются. Не зря, очевидно, Шарль де Голль говорил, что политика очень серьезное дело, и поэтому доверять ее политикам нельзя. Ему, французу, виднее - когда его соотечественнику Талейрану кто-то посмел заикнуться, что члены палаты депутатов, конечно, не ахти какие светочи разума, но хоть совесть имеют, тот немедленно подтвердил: "Да, имеют - и не одну". Кстати, о том, кто кого имеет, наиболее четко высказался американский режиссер Мел Брукс, предположив, что президенты делают со своими странами то, что не могут делать со своими женами.

В общем, политика есть занятие само по себе смешное - накануне "пражской весны" чехословаки доказывали крайнюю непопулярность своего президента тем, что про него даже анекдотов нет. Более того, это занятие не ахти как уважаемое - социологический опрос показал, что 85% американских матерей не хотели бы, чтоб их сын занимался политикой. А то, что 95% из них тем не менее хотели бы, чтоб их сын стал президентом США, говорит о женской логике больше, чем куча баек.

Кончено, политиков уважают - например, очень пышно хоронят. Когда мумию Рамзеса II в 1977 году привезли в Париж, в Орли выстроили почетный караул, прибыли послы Франции и Египта, подняли флаги этих государств и исполнили гимны. Правда, строевого смотра мумия не провела - по всей вероятности, ввиду отсутствия во французской армии пращников и колесничих. Тем лучше для почетного караула - дело это нелегкое. Поэт Александр Прокофьев вспоминал, что во время похорон Горького он стоял в почетном карауле. Слезы туманили ему глаза, Федин печально смахивал слезу, Погодин печально понурил голову... И тут в почетный караул встал Сталин - и об этом узнали даже те, кому слезы затуманили взор. По громким и продолжительным аплодисментам.

Так что умирать политикам неплохо, зато жить - так себе. Во-первых, у них воруют. Екатерина II, например, когда видела, как ее слуги несут с дворцовой кухни чуть ли не мешками, всегда говорила одно и то же - "Хоть бы мне что-то оставили!". Правда, она была большая оптимистка и в одном из писем отмечала, что ее обворовывают так же, как и других, но это хороший знак - есть что воровать. А то если у нас в скором времени и прекратится коррупция, то исключительно естественным путем, а это еще хуже.

Вот вам и во-вторых - они сами воруют, и потом получают, что положено. А о масштабах этого явления, скажем, в Израиле, хорошо говорит лозунг политической партии русских эмигрантов в Израиле, руководимой советским диссидентом Натаном Щаранским. "Мы сначала сидели в тюрьме, а потом занимались политикой - но не наоборот!" - говорил он и избиратели это оценили, потому что деятели прочих партий эту последовательность часто путали. Единственная правильная мера по уменьшению воровства среди власть имущих принадлежит Лжедмитрию I - он не только установил смертную казнь за взятки и казнокрадство, но и резко повысил казенному люду оклады, чтоб воровать было и стыдно, и нецелесообразно. Это так взбесило российский чиновный мир, что его немедленно свергли - отказываться от воровства чиновники не хотели ни за какие деньги.

Это, кстати, еще не весь вред. Хрущев, например, с собой всюду специальную рюмку возил, подаренную, кстати, супругой американского посла Джейн Томпсон. Вид у нее был весьма внушительный, но на самом деле все в ней было залито стеклом и места для алкоголя оставалось чуть-чуть, хотя и казалось, что налито немало. Слава Богу, а то Хрущев и трезвым такое мог, что до сих пор в музее ООН хранится сломанный молоточек - председатель пытался урезонить Хрущева, в знак протеста колошматящего собственным туфлем по трибуне, уже и молоток сломал, а Никите Сергеичу хоть бы что. Правда, Хрущев личность неоднозначная, были у него и достоинства. Сам он, например, считал самым большим своим плюсом то, что снимали его простым голосованием - это после Сталина-то! А лично мне запомнилось другое - как после публикации его мемуаров за рубежом Кириленко стал ему угрожать, что отберут машину и дачу. Хрущев ответил: "Тогда я пойду по стране с протянутой рукой, и мне подадут - хотя бы родственники тех, которым я вернул доброе имя. А кто тебе подаст?".

Да что там Хрущев - Ленин в конце жизни фактически попал под домашний арест. В 1922 году ему запретили читать газеты, разрешили писать записки, но не разрешили получать ответы на них. Ему запретили сообщать политические новости. Хотя его заключение официально не называлось арестом, он неоднократно говорил: "Если бы я был на свободе, я бы сделал то-то". А через несколько лет после его смерти Крупская говорила, что если бы он был жив, то, очевидно, сидел бы в настоящей тюрьме. Все как всегда - тот же Хрущев оказался единственным первым лицом СССР, успевшим пополучать советскую пенсию.

Сказать, что политики в массе своей заслуживают менее нервной работы, я не рискну. Недаром же с 1930 года уголовный кодекс штата Виргиния запрещает коррупцию и взяточничество всем гражданам, кроме кандидатов на выборах - издавать неисполняемые законы попросту вредно. Но и мнение о политиках во всем мире уже сложилось. О неком политике сам Марк Твен написал в газете: "Мистер Н. даже не заслуживает, чтоб ему плюнули в лицо". Политик возмутился, подал на Твена в суд и добился публикации опровержения. Марк Твен признал, что мистер Н. заслуживает того, чтоб ему плюнули в лицо. На этом дискуссия и завяла.

Впрочем, с журналистами политикам лучше ладить. В 20-е годы нашего века американский сенатор Джонс оскорбил журналистов и они решили ему отомстить. Что же они такого стали о нем писать, что привело к быстрому закату его политической карьеры? А ничего - это самое страшное. Они просто стали замалчивать его действия, и Джонсу как политику пришел конец.

Правда, и политики попадаются такие, что палец им в рот не положил бы даже Фунт. Президент Линкольн всегда находил, как отшутиться. Когда высокорослого (193 сантиметра!) политика спросили: "Интересно, какой это должны быть длины ноги нормального человека?" он с ходу ответил: "Чтоб доставали до земли". Когда какой-то аристократ презрительно бросил демократичному Линкольну, предпочитавшему обслуживать себя самостоятельно: "Джентльмен не чистит свои ботинки!", тот только поинтересовался: "А чьи же ботинки он чистит?". Когда завистники, желая опорочить храброго и талантливого генерала Гранта, донесли Линкольну, что тот любит выпить, президент немедленно спросил: "А какой сорт виски он пьет? Немедленно вышлю по бочке всем прочим генералам". Ну и уж совершенно хрестоматийной стала просьба Линкольна, обращенная к официанту какой-то американской забегаловки: "Если то, что вы принесли мне - чай, то принесите, пожалуйста, кофе, а если это кофе, то принесите, пожалуйста, чай". В итоге ежегодно американцы проводят большой конкурс анекдотов имени Линкольна. У нас конкурс анекдотов имени Кравчука или Кучмы принял бы, пожалуй, несколько иной характер...

А уж когда политикам достается на орехи по полной программе - это перед выборами. Консерваторы, критикуя лидера лейбористов Каллагана, изобразили его в виде капитана, продающего билеты на свой корабль. Все бы ничего, кроме названия корабля - "Титаник". Имеджэйкеры Никсона распространяли анекдот о его сопернике Кеннеди, в котором отец его спрашивал: "Кем ты хочешь быть?" - "Я хочу быть президентом" - отвечал Джон. - "Прекрасно. А кем ты хочешь быть, когда вырастешь?". Впрочем, помогло это мало и самый молодой президент США победил на выборах. На то и выборы - пусть граждане решают, а если выберут Гитлера или Муссолини (оба пришли к власти совершенно законным путем), пусть пеняют на себя. Что делать, прав Бертран Рассел - при демократии дураки имеют право голосовать. Зато при диктатуре они имеют право править. А демократическая процедура толково разъясняет даже то, что надо делать правительству, которое недовольно своим народом. Бертольт Брехт справедливо замечает, что такое правительство должно распустить свой народ и выбрать себе новый. Судя по нашей прессе, в Украине давно уже пора воспользоваться советом великого драматурга. Заодно удалось бы, например, и с Россией счеты свести - разумеется, если они не ответят нам тем же... Что поделать, такая уж у нас специфическая демократия. Михаилу Жванецкому, например, она напоминает светофор, у которого горят все три огня сразу.

Еще одна любопытная черта политиков - амбициозность. Даже в наше время на следующий день после прихода к власти Фиделя Кастро администрация Русского музея перевесила в запасник картину, изображающую горе старой барыни по поводу смерти любимой собачки. Все дело было в названии картины - "Кончина Фидельки". А вдруг Кастро рассердится и войну нам объявит? И это еще современность - при королеве Елизавете бывало и того пуще. Главный церемонимейстер ее двора сэр Джон Финнет писал в своем дневнике, что как-то раз венецианский посол, приглашенный на придворный праздник, потребовал сообщить ему текст приглашения, посланного французскому послу. Ожидая подвоха, сэр Джон выслал ему просимый документ, повторявший приглашение венецианскому послу практически слово в слово. Тогда посол ехидно спросил: "А кому его выслали раньше?". Если надо придраться - находится, к чему. Правда, сэр Джон тоже был ловкач. Когда французский и испанский послы чуть не передрались из-за того, кому сидеть по правую руку от папского посла, он посадил на это место папского нунция, одного из послов - по левую руку от посла папы (менее почетная сторона, но рядом), а другого - по правую руку от нунция (более почетная сторона, но через человека). В итоге войны удалось избежать.

Этикет вообще - великая сила. Когда английская королева Анна назначила своего кузена графа Кларендонского губернатором Нью-Йорка, он прибыл в Америку, одетый в женское платье. Объяснял он это весьма логично - в этом городе я представляю женщину. Думаю, что в наше время его поведению нашли бы и другое объяснение...

Хватает проблем и без этикета. В 1897 году Генеральная Ассамблея штата Индиана утвердила билль 246, согласно которому число "пи" принималось равным 4. Нет сил это комментировать. Неудивительно, что когда конгрессмен Гэлбрайт предложил законодательному собранию штата Огайо для экономии топлива обсудить законопроект о переносе января и февраля куда-нибудь поближе к лету, в повестку дня это таки включили. Но не приняли - все-таки Америка, за нашу Думу я бы не поручился.

Ну что тут поделать - все равно на всех избирателей не угодишь, нужно считаться с общественным мнением. Наполеон, правда, говорил, что общественное мнение - публичная девка, британский политик Морис Картер считал, что общественное мнение - последнее убежище политиков, которые не имеют своего, культуролог Кжиштоф Теплиц считал, что это - мнение тех, чьего мнения не спрашивают, а Зигмунд Графф говорил, что оно похоже на привидение в старинном замке: никто его не видел, но всех им пугают. Да и трудно ли бросить кость общественному мнению? Просто надо держаться уверенно и не теряться. Когда израильскому премьеру Бен Гуриону в панике доложили, что в земле обетованной появились первые проститутки, он только пожал плечами, и сказал: "Видите, теперь у нас все, как у людей!". Так и надо - коротко и ясно. А то Черномырдин хочет выразить хорошую мысль относительно того, что границы России не должны превращаться в железный занавес, и смело произносит: "Мы надеемся, что у нас не будет запоров на границе", чем повергает врачей-гастроэнтерологов в полное недоумение. Все-таки он великий афорист - его "Хотелось, как лучше, а вышло, как всегда" уже давно стало народной мудростью, и не все уже помнят, кто сказал впервые. В утешение общественному мнению хотел бы заметить, что не только его обманывают. Британский политик Герберт Асквит говорил, что военное министерство готовит три вида отчетов: для того, чтобы обманывать 3 разные группы людей. первый - чтобы обманывать общественность; второй - чтобы обманывать кабинет министров, а третий - чтоб обманывать само военное министерство. Свое, а не вражеское!

Неудивительно, что заниматься политикой трудно. Чтоб хоть как-то отвлечься от этого замечательного дела, политики так часто теряют нить, что Франклин Рузвельт даже выработал специальный прием борьбы с этим. Когда ему казалось, что собеседник слушает его невнимательно, он говорил: "Вчера я убил свою бабушку". Обычно в ответ ему кивали и говорили: "Да-да, конечно".