Реальная политика

На протяжении 90-х гг. российско-украинские отношения отличались высокой конфликтностью. Негативные тенденции не смогли преодолеть или даже существенно смягчить ни вступивший в 1999 г. в силу Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве, ни прошедшие на Украине очередные президентские выборы, в ходе которых обычно российский фактор играет большую роль и, как следствие, происходит некоторое внешнее сглаживание противоречий. В конце десятилетия двусторонние отношения оказались в глубоком, а главное, всестороннем кризисе. Источники конфликтности в значительной степени коренятся в различии взглядов на роль и место своих государств в будущей Европе, мире и относительно друг друга, что постепенно становится основой внешнеполитического мировоззрения политикообразующего класса соответственно Украины и России. В противоречии с расхожим тезисом о единстве двух восточнославянских народов эти взгляды стыкуются далеко не полностью, а иногда разнятся принципиально.

Так, нынешний официально пропагандируемый Украиной подход основывается на:

– объективно заданном, хотя и гипертрофированном, акцентировании своих отличий от России: если два народа суть едины или хотя бы схожи, говорят на одном языке и т. д., то пропадает смысл в существовании отдельного государства;

– вере в свою европейскость в отличие от евразийскости России;

– видении независимости не абстрактно, а именно как независимости от России, в силу чего зависимости от США или даже от Польши ее политикообразующий класс (пока?) не боится, и

– полностью самовнушенном страхе возрождения империи.

Понимание всего этого в России в значительной мере отсутствует до сих пор.

В свою очередь, здесь только начинает преодолеваться комплекс "старшего брата", который одновременно и пренебрежительно, и патерналистски относится к "младшим", может проявить невнимание к их политическим нуждам, истории и культуре, но всегда готов оказывать экономическую помощь себе в ущерб и крайне удивлен отсутствием благодарности. На Украине же такое отношение, с одной стороны, порождало чувство обиды, стремление "насолить" старшему по мелочам, а с другой – способствовало развитию элементарного иждивенчества, уверенности в том, что "подкармливание" будет продолжаться вечно.

Очевидно, что не все отмеченные явления были жестко запрограммированы самим фактом распада СССР. Наверное, многих из них можно было избежать за счет проведения Россией жесткой, принципиальной, но транспарентной и предсказуемой политики в отношении Украины, налаживания диалога с украинскими элитами и обществом и широкой пропаганды своих внешнеполитических целей как не противоречащих интересам Украины. Теперь же выведение двусторонних отношений из кризиса видится гораздо более сложной задачей, в силу того что лежащие в его основе негативные стереотипы укоренились и закоснели.

С учетом новой динамики российской внешней политики представляется необходимым заново проанализировать комплекс российско-украинских разногласий. Без острой дискуссии по этим вопросам и осознания негативных последствий для обоих государств их дальнейшего обособления налаживание конструктивных добрососедских отношений вряд ли окажется возможным.

Экономика: цена вопроса

В экономической сфере кризисное состояние двусторонних отношений проявляется наиболее отчетливо. В 1999 г. товарооборот между двумя странами сократился на 17% по сравнению с 1998 г. и составил всего лишь 7,3 млрд. долларов (что только на 300 млн. долларов больше российской торговли с Белоруссией, население которой в 5 раз меньше украинского). За 1996–1999 гг. российско-украинская торговля упала почти вдвое, и, если бы не достаточно стабильные показатели в энергетическом секторе, положение выглядело бы попросту катастрофическим.

Снижение торговли стало следствием целого ряда факторов, среди которых можно отметить как неизбежный, с учетом дублирующих производств и целых отраслей, взаимный протекционизм, так и провальные в условиях переходных экономик попытки стимулировать сотрудничество в рамках советских кооперационных схем (на что была, например, нацелена амбициозная десятилетняя программа экономического сотрудничества, подписанная в 1998 г.). Главной же причиной видится низкая производительность труда в обеих странах, делающая их товары неконкурентоспособными даже на рынках друг друга.

Однако все, что касается собственно торговых взаимоотношений, все-таки представляет собой для России менее важную проблему (и в силу ее низкой политизированности, и из-за относительно небольшого, 7–8%, удельного веса Украины в российской торговле). Центральным и наиболее дестабилизирующим вопросом двусторонних отношений, причем не только экономических, является императивная необходимость ликвидации модели "донор-реципиент", которая сложилась в связях между Россией и Украиной.

На протяжении 90-х годов Россия прямо и косвенно субсидировала Украину и по состоянию на 2000 г. была ее крупнейшим кредитором. По официальным украинским данным, государственный долг этой страны России составляет 3,07 млрд. долларов (для сравнения, Киев должен МВФ 2,58 млрд. долларов, Всемирному банку – 2,02 млрд., ЕС – 330 млн., США – 318 млн., Германии – 317 млн.). По данным российского министерства по делам СНГ, совокупная задолженность Украины российским экономическим субъектам достигла 3,3 млрд. долларов. Большая часть этой суммы приходится на долги за энергоносители. По заявлениям концерна "Газпром", только этому поставщику Украина на февраль 2000 г. задолжала 1,9 млрд. долларов. В 1998 г. украинские атомщики заказали в России топлива для АЭС на сумму в 250 млн. долларов, но заплатили лишь 50 млн. (в этом случае, впрочем, часть произведенного топлива не была поставлена на Украину, что стало одной из причин энергетического кризиса там зимой 1999–2000 г.). В начале 1999 г. долг Украины за электричество достиг 135 млн. долларов, результатом чего стало прекращение коммерческих поставок из РФ в эту страну электроэнергии.

Наркотическое привыкание Украины к российским субсидиям оказалось столь глубоким, что все ее правительства, включая и нынешний кабинет Виктора Ющенко, считающийся реформаторским, в принципе проводили единую политику, основанную на трех компонентах.

Во-первых, осуществляется манипулирование цифрами, с тем чтобы отказаться от признания точных сумм задолженности. Так, с перерывом в несколько недель в январе – феврале 2000 г. вице-премьер по вопросам топлива и энергетики Юлия Тимошенко признала задолженность за газ в размере 2,8 млрд. долларов, сам премьер говорил о сумме в 1,4 млрд., а глава государственной компании "Нафтогаз Украины" Игорь Бакай признавал ответственность всего за 911 млн. В целом, прослеживалась четкая тенденция к уходу от ответственности за долги якобы частных импортеров, хотя украинский газовый рынок в последние годы полностью контролировался государством, под прямые гарантии которого иногда осуществлялись поставки. Проведение беконечных сверок долга реально позволяло Украине откладывать создание механизма выплаты задолженностей и накапливать новые. Только за первую половину 2000 г. долги выросли на 700 млн. долларов.

Во-вторых, Киев отказывается погашать задолженность объектами собственности на своей территории, таким образом отвергая единственную схему, к которой проявляли интерес российские кредиторы. Вместо этого до недавнего времени выдвигались различные схемы покрытия долга товарами, которые были либо нереалистичными, поскольку предлагали продовольствие по зачетным ценам, превышавшим действующие на российском рынке (то есть опять-таки нацеленные на скрытое субсидирование), либо не учитывали различие между долгом России – который можно отдать и стратегическими бомбардировщиками – и долгами конкретным экономическим субъектам, далеко не всегда заинтересованным в подобном "бартере". В любом случае никогда даже согласованные графики поставок товаров не выдерживались.

В-третьих, значительные объемы газа попросту откачиваются из проходящих через территорию Украины экспортных газопроводов. Зимой 2000 г. объемы такого "несанкционированного отбора", по оценкам "Газпрома", составляли 100–120 млн. кубометров газа ежедневно и к апрелю превысили 7 млрд. кубометров. В июне президент Украины Леонид Кучма признал незаконную откачку 13 млрд. кубометров газа.

В принципе, проведение Украиной подобной политики до недавнего времени было возможным из-за критической зависимости России от украинской транзитной системы (до 90% экспорта российского газа в Европу идет через Украину), в результате чего Москва не могла приостановить поставки газа на Украину. Однако в настоящий момент можно констатировать, что Россия вплотную подошла к осуществлению качественных изменений как технических – создание новой инфраструктуры для доставки газа к потребителю в Европе, – так и политических – что касается выработки государственной политики в этом вопросе. Комбинация данных факторов позволила бы постепенно демонтировать нынешнюю экономическую модель двусторонних отношений или, как минимум, добиться от Украины налаживания дисциплины платежей.

Применительно к первому компоненту налицо воля российских экспортеров переориентировать пути газового и нефтяного транзита и пустить их в обход Украины, чтобы найти выход из нынешней патовой ситуации, а также уберечь себя от технологических рисков (в течение десятилетия украинские газопроводы страдали от недоинвестирования и поэтому быстро становятся ненадежными). В заявленных планах "Газпрома" предусматривается сокращение через 6–8 лет на 2/3 транзита через Украину (нынешний объем – 110–120 млрд. кубометров ежегодно). Для этой цели намечено использовать пущенный в сентябре 1999 г. газопровод через Белоруссию и Польшу, мощность которого с нынешних 14–30 млрд. кубометров может быть увеличена в несколько раз, а также прокладываемую по дну Черного моря "трубу" в Турцию (проект "Голубой поток", мощность 16–18 млрд. кубометров, окончание строительства в 2001 г.). Если же из-за позиции Варшавы, имеющей свои очевидные интересы на Украине и не желающей охлаждения отношений с Киевом, увеличение пропускной способности польского участка газопровода окажется невозможным, газ может пойти к европейским потребителям через Балтийское море. Характерно, что “Газпром” подтвердил намерения продолжить работу над прокладкой новых газопроводов даже в случае создания единого топливного баланса России и Украины, принципиальная возможность чего обсуждалась на уровне премьер-министров во время визита Виктора Ющенко в Москву в июле 2000 г. Со своей стороны, экспортеры нефти, в частности компания "Транснефть", рассматривают возможность строительства нового нефтепровода в Новороссийск, также минующего Украину.

Как представляется, новое российское руководство склонно в данном вопросе поддержать усилия бизнеса и добиться решения газовой проблемы. В декабре 1999 г. правительство тогдашнего премьер-министра В. Путина ввело эмбарго на поставки нефти на Украину с целью добиться от Киева прекращения хищения газа. И хотя в феврале эмбарго было отменено без непосредственных результатов, оно продемонстрировало решимость Москвы навести в этом вопросе элементарный порядок. Впоследствии в позиции российских переговорщиков проявились и необходимое упорство, и скоординированность подходов с деловыми кругами. Весьма вероятно, что и в дальнейшем в действиях российского правительства будет присутствовать очевидная логика: проведение либеральных реформ, нацеленное на снижение субсидирования собственной экономики и социальной сферы, несовместимо с продолжением донорства в отношении других стран.

В этих условиях Украина оказывается в очень сложной ситуации. Потеря транзитных доходов и в целом сокращение потока энергоносителей в страну ставит ее на грань экономического коллапса. До сих пор Украина оказывалась не в состоянии ни диверсифицировать свой энергетический импорт (по причине больших долгов Туркменистан прекратил поставки газа в эту страну), ни закрепить за собой долю "нового" транзита из Прикаспия в Европу. Поэтому единственным выходом для Украины является нахождение компромисса с Россией. Составными элементами такового могли бы стать: 1) полная оплата текущих поставок (обязательное условие) в обмен на возможное снижение цены газа, 2) разделение газотранспортировки и торговли газом на украинском рынке с созданием совместных предприятий с участием России в обеих сферах, что позволило бы прекратить воровство газа и добиться установления рыночной дисциплины платежей, минуя "посредника" в лице украинского государства и 3) обмен части долгов на собственность на Украине при реструктуризации их другой части.

Внешняя политика и безопасность: риторика и практика

Различия в проводимых двумя "стратегическими партнерами" внешнеполитических курсах постепенно усиливаются и углубляются. В ряде случаев эти курсы сталкиваются впрямую и на практике, и концептуально. В рамках данной статьи невозможно детально рассмотреть все имеющиеся расхождения, поэтому внимание будет уделено только наиболее важным.

Прежде всего, Россию и Украину разделяет отношение к формирующейся в настоящий момент системе европейской безопасности, как основанной на ведущей роли НАТО (треугольник Россия – Украина – НАТО). В то время как Россия пытается этому противостоять путем увеличения веса других организаций, в том числе региональных, и налаживания партнерства между входящими и не входящими в НАТО странами, Украина приветствует рост влияния блока и активно пытается создавать условия для собственного вхождения в западную систему безопасности. По мнению близких к официальным кругам экспертов, "углубление особого партнерства с НАТО, курс на присоединение (в качестве первого шага) к политическим структурам этой организации" является одним из основных приоритетов Украины. Более того, Украина выказывает готовность к принятию натоцентричной модели безопасности, даже если сама она останется за пределами Альянса.

Это стало особенно очевидно в период натовской агрессии против Югославии. Россия осудила бомбардировки этого суверенного государства и заморозила отношения с НАТО. Украинская же исполнительная власть (парламент страны также осудил агрессию) де-факто солидаризировалась с действиями НАТО, а президент Кучма принял участие в юбилейном саммите блока в Вашингтоне в апреле 1999 г., что выглядело особо символично ввиду отсутствия российского представителя.

После косовского кризиса и определенной паузы, вызванной избирательной кампанией на Украине осенью 1999 г., взаимодействие между Украиной и НАТО интенсифицировалось. Киев активно работает над реализацией Государственной программы сотрудничества с НАТО на 1999–2001 гг. Верховная Рада приняла законодательный акт, в соответствии с которым Яворивский полигон был превращен в международный военно-учебный центр под эгидой НАТО. В марте 2000 г. в Киеве состоялась беспрецедентная выездная сессия Североатлантического Совета. Все это происходило на фоне известных сложностей в российско-натовских отношениях, которые были лишь частично восстановлены в феврале 2000 г. и в перспективах которых до сих пор отсутствует определенность.

Можно прогнозировать дальнейшеее нарастание разногласий между Россией и Украиной по вопросу о НАТО. Украинская политика в отношении Альянса останется активной. Это предопределено в настоящий момент фактическим отсутствием у Украины других реальных механизмов укрепления отношений с Западом. В свою очередь, западные сторонники тесного сотрудничества с Украиной не имеют других аргументов в пользу своей позиции, кроме геополитических. Россия будет следить за процессом сближения Украины с НАТО с известной подозрительностью, что неминуемо скажется и на отношениях двух стран. Очень мало в данном контексте зависит от отношений Россия – НАТО, поскольку и здесь налицо несовпадение стратегических целей РФ и Украины. Если Москва стремится усилить диалог с Брюсселем для того, чтобы сделать сам факт дальнейшего расширения НАТО ненужным с точки зрения интересов европейской безопасности, то нацеленность Киева на получение членства в альянсе грозит выходом НАТО на границы России.

К другой внешнеполитической коллизии в российско-украинских отношениях ведет политика, проводимая странами на пространстве СНГ. Цель политики Украины, формулируемая правительственными экспертами как "закрепление и удержание альтернативного лидерства в этой организации и в целом в регионе", формирование региональных структур и союзов "без Москвы" при ведущей роли Украины, реализуемая с помощью группировки ГУУАМ (Грузия – Украина – Узбекистан – Азербайджан – Молдова), не может не вызывать определенной озабоченности Москвы. Наиболее проблемным, с российской точки зрения, компонентом деятельности ГУУАМ, остающейся экономически неэффективной организацией, является возникающее военно-политическое измерение – единственное, где Украина может играть роль полноценного лидера. В этом контексте ГУУАМ воспринимается опять-таки как потенциальный проводник политики НАТО на постсоветском пространстве. В 1998 г. Украина пыталась формализовать консультации по проблемам безопасности между НАТО и тогда еще ГУАМ (без Узбекистана) в формате "16+4", но натолкнулась на оппозицию самого Североатлантического блока и формально нейтральной Молдовы. На Вашингтонском саммите Альянса ГУУАМ объявил о своем намерении развивать сотрудничество с НАТО в рамках натовского же Совета Евроатлантического партнерства.

Украина, в свою очередь, не скрывает опасений по поводу развития российско-белорусской интеграции. Подписание в декабре 1999 г. Договора о создании единого государства вызвало на Украине огромный резонанс, что было связано и с ухудшением украинско-белорусских отношений. И хотя российско-белорусские отношения постепенно становятся более прагматичными и деполитизируются, негативные оценки Украины по этому поводу только усиливаются, что явно связано с опасениями Киева не найти аргументов для оправдания неспособности договариваться с Россией на фоне получаемых Белоруссией экономических дивидендов.

Наконец, несмотря на вступление в силу в 1999 г. трех базовых соглашений по Черноморскому флоту (ЧФ) и достижение впоследствии около десятка договоренностей по конкретным вопросам, Россия и Украина далеки от создания всеохватывающей правовой базы пребывания российских войск в Крыму, что не позволяет окончательно снять эту сложную проблему с повестки дня.

Между тем правовой вакуум позволяет Украине проводить практику "мягкого" давления на ЧФ и косвенно на Россию. Так, например, под предлогом задолженности российские части периодически отключаются от электроснабжения, хотя объемы их задолженности смехотворны по сравнению с суммой украинского долга России. При этом украинская сторона не проявляет большого интереса (а российская – настойчивости) к идее прямого российского снабжения войск РФ электроэнергией. В мае 1999 г. украинское правительство приняло постановление, которое вообще грозит парализовать деятельность Черноморского флота, поскольку ставит под контроль украинских военных и таможенных властей не только снабжение флота, но и практически все передвижения частей, кораблей и самолетов. После протестов российской стороны данное постановление было приостановлено, однако все-таки вступило в силу в январе 2000 г. Сохранилась практика приглашения Украиной кораблей ВМС третьих стран в места базирования ЧФ.

Во второй половине 1999 г. Россия и Украина столкнулись еще с одной проблемой. В течение нескольких месяцев Киев блокировал замену устаревших самолетов авиации ЧФ Су-17 более современными Су-24 под предлогом того, что последние в принципе способны нести ядерное оружие, что нарушало бы безъядерный статус Украины. По данному вопросу решение было найдено легко: Киев добился того, что под контролем его представителей с самолетов были сняты соответствующие держатели. Принципиальное расхождение между сторонами, однако, сохранилось: Украина настаивает на разрешительном принципе, то есть своем полном контроле за процессом замены вооружений в размещенных в Крыму российских войсках, в то время как Россия считает себя обязанной лишь уведомлять Украину о такой замене. В данном контексте не исключены дальнейшие конфликтные ситуации.

Углубление российско-украинских противоречий в сфере внешней политики и безопасности способствует усилению в России восприятия Украины как государства, эволюционирующего к принятию роли ее геополитического оппонента, пусть и неравного веса, в Европе в целом и в региональном аспекте в частности. Вероятность этого велика, поскольку доказать обратное крайне сложно. Уже в среднесрочной перспективе это может привести к проведению Россией по отношению к Украине политики, основанной на принципах "игры с нулевой суммой".

Гуманитарный аспект

Постепенно одним из наиболее острых вопросов двусторонних отношений становится так называемый “гуманитарный блок” (статус русского языка, русской культуры и образования на русском на Украине). Москва рассматривает политику, нацеленную на быструю “украинизацию” населения страны, большинство которой в качестве родного языка использует русский, как ассимиляторскую и в долгосрочной перспективе дискриминационную, поскольку в результате действий властей создаются неравные условия в получении высшего образования для лиц, не владеющих государственным языком, т.е. украинским. Более того, у России не может не вызывать неприятия и озабоченности то обстоятельство, что размывание гуманитарных связей, не говоря уже о том, что роль России в истории Украины в основном преподается в негативном плане, подрывает одну из основных опор стабильности в двусторонних отношениях.

У Киева есть встречные претензии. Украинское руководство обращает внимание на то, что несколько миллионов украинцев, живущих в России, не обладают достаточными возможностями для удовлетворения своих культурных потребностей.

Следует учитывать, что с юридической (но не с этической) точки зрения позиция Украины безупречна и что ее международно-правовые основания были согласованы с Россией. Статья 12 двустороннего общеполитического Договора говорит о том, что две страны создадут “равные возможности и условия” для изучения русского языка на Украине и украинского в России. Поскольку спрос на украинский язык в России несравнимо меньше (даже если только взглянуть на этнический состав двух народов – 22% русских в населении Украины и 2–3% украинцев в России, часть из которых не имеет к тому же украинской самоидентификации), Киев получает полное формальное право на сокращение сферы применения русского под предлогом необходимости обеспечения “равенства”.

По официальным российским оценкам, процесс развивается именно в этом направлении. В частности, в городе Одесса, где около 800 тыс., или 73% жителей, родным языком называют русский, доля русскоязычных среди всех учебных заведений сократилась с 75% в 1996/97 учебном году до 36% в 1998/99 учебном году. В Киеве за период с 1989 по 1998 г. количество русских школ сократилось со 155 до 16 и составило менее 5% от общего числа школ. В трех областях (Тернопольская, Ровенская, Киевская) полностью закрыты школы с русским языком обучения, а еще в восьми их суть сведена почти к нулю (1–3%).

14 декабря 1999 г. Конституционный Суд Украины объявил украинский язык “обязательным средством общения на всей территории Украины при осуществлении полномочий органами государственной власти и местного самоуправления, а также в других “публичных сферах общественной жизни”. Украинский язык был также провозглашен обязательным средством обучения во всех государственных учебных заведениях страны, в то время как применение и изучение языков национальных меньшинств, включая русский, должно носить разрешительный характер. Совет по языковой политике при президенте Украины подготовил правительственное постановление о дополнительных мерах по расширению сферы функционирования украинского языка как государственного. Прилагавшийся к нему план действий содержит 21 пункт, предусматривающий целый ряд мер вплоть до проверок соблюдения языкового режима телерадиоорганизациями, внедрения государственного языка в работу сиротских домов и программ дерусификации сферы спорта и туризма.

Особый трагизм ситуации придала волна погромов принадлежащих русским объектов малого бизнеса, организованная украинскими националистами во Львове в мае-июне 2000 г. в ответ на гибель композитора Игоря Билозира при фактическом попустительстве центральных киевских властей.

Все эти события привели к постепенному ужесточению официального российского подхода. Российский уполномоченный по правам человека Олег Миронов назвал масштаб языковой дискриминации на Украине беспрецедентным и затрагивающим большинство населения страны. МИД РФ в январе 2000 г. направил посольству Украины в Москве ноту, в которой высказал озабоченность по поводу политики Украины, противоречащей как Конституции страны, так и ее международным и двусторонним обязательствам, согласно которым должны быть гарантированы свободное развитие, использование и защита русского языка. 17 июля 2000 г., по следам львовских событий, посол России на Украине Иван Абоимов фактически обвинил украинские власти в поощрении антирусских настроений. Государственная Дума РФ приняла специальное заявление, в котором обвинила Украину в демонстративном провоцировании напряженности в двусторонних отношениях и обратилась к президенту В. Путину с просьбой поручить МИД РФ в соответствии с законодательством РФ подготовить предложения о принятии необходимых мер в связи “с недобросовестным выполнением Украиной Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве”.

Хотя непосредственных результатов эти демарши не принесли и были отвергнуты украинской стороной, они должны восприниматься как показатель растущей серьезности намерений России уделять большее, чем раньше, внимание положению русско-язычного населения за рубежом и, возможно, в целом проблемам новой русской диаспоры. Такая же логика прослеживается и в новой российской внешнеполитической концепции. Применительно к российско-украинским отношениям это означает приоритизацию еще одного негативного раздражителя.

Заключение

Можно констатировать, что в настоящий момент в российско-украинских отношениях доминируют не просто центробежные, но конфликтообразующие тенденции. В экономической сфере, по-видимому, наиболее важным и проблематичным вопросом остаются растущие энергетические долги Украины и явное нежелание или неспособность ее руководства уменьшить зависимость украинской экономики от российского субсидирования, что заставляет официальную Москву и российский бизнес предпринимать односторонние шаги по демонтажу невыгодной для себя модели отношений. В сфере внешней политики и безопасности пронатовские устремления Украины и ее постепенно выходящее на первый план самоощущение в качестве геополитического конкурента России в Европе и на постсоветском пространстве грозят необратимым подрывом сохранившегося потенциала сотрудничества. Разногласия по гуманитарным вопросам быстро политизируются, вовлекая средства массовой информации, политиков и дипломатов обеих стран.

Россия находится в процессе поиска своей новой политики по отношению к Украине. Далеко не все параметры ее ясны, однако, как представляется, эта политика будет в большой степени определяться экономическими факторами и нацеливаться на недопущение, как это было в прошлом, нанесения экономического ущерба ее интересам, чему будет способствовать введение в строй альтернативных украинским маршрутов экспорта энергоносителей. Будет, по-видимому, налаживаться и де-факто координация усилий с бизнес-сообществом. Как ни странно на первый взгляд, но растущий прагматизм, требующий проведения достаточно жесткой политики, вероятно, еще больше усилит накопившийся потенциал конфликтности.

Для Украины в этих условиях остается лишь два альтернативных варианта поведения. Либо Киев идет с Москвой на компромисс, составной частью которого станут оплата текущих поставок и допуск российского бизнеса непосредственно к управлению транзитом газа, либо он намеренно обостряет ситуацию, выдвигая встречные требования по вопросу о собственности СССР, обвиняя Россию в “неоимперском” поведении, и ищет “асимметричные” ответы в той же гуманитарной сфере. При выборе Украиной второго варианта двусторонние отношения могут окончательно войти в штопор.

Такой сценарий невыгоден России, поскольку ее экономике будет нанесен определенный ущерб. Для Украины же он означает подлинную катастрофу, превращающую страну в “больного человека Европы” и лишающую ее шансов не только на европейскую интеграцию, но и на экономическое возрождение в обозримом будущем.

Мошес Аркадий Львович, канд. ист. наук,
заведующий сектором безопасности Центральной Восточной
Европы и региона Балтийского моря.